Эфа еще раз проанализировала всю известную ей информацию и пришла к единственно верному, с ее точки зрения, решению. Линир был обречен на смерть, и его дальнейшее пребывание в мире живых причиняло боль не только ему, но и ее господину, который в результате постоянных переживаний по поводу плачевного положения друга не мог в полной мере сосредоточиться на проблеме спасения собственной жизни и жизней очень многих своих подданных. Решение было из разряда тех, которые Горин называл недопустимыми с этической точки зрения, но это Эфу нисколько не волновало. Этика и мораль до сих пор оставались для нее чисто абстрактными понятиями, которые были практически неприменимы в реальной жизни, что бы ни говорил по этому поводу ее человек-учитель. Решение было принято — оставалось только его выполнить. Эфа подхватила висящую на стуле накидку и, закутавшись в нее с ног до головы, выскользнула из комнаты.
Попасть в палату оказалось несложно. Госпиталь не охранялся. Подразумевалось, что на территории резиденции герцога не может оказаться никого, кто пожелал бы причинить вред высокопоставленным больным. Оч-чень спорное предположение. Эфа без труда миновала врачей и медсестер, призванных не пускать посторонних в стерильные помещения, и очутилась в реанимации, где огромное количество медицинского оборудования поддерживало жизнь Линира, маркиза Мирол. Девушка спокойно подошла к кровати, не заботясь о том, что ее могут зафиксировать датчики системы безопасности. Она по-прежнему была невидима для большинства из них, а те системы слежения, которые могли бы ее заметить и опознать, были слишком дороги для того, чтобы оборудовать ими госпиталь, да и компьютеры пришлось бы перепрограммировать полностью.
Человек, лежащий в кровати, совершенно не напоминал того начальника Службы безопасности, которого она видела на корабле. Он спал, но даже во сне под действием огромного количества обезболивающих лекарств продолжал стонать, его лицо кривила судорога боли. Эфа принюхалась и ощутила едва заметный запах отмирания тканей. Перед ней был живой труп, в котором не осталось ничего от его прежнего Линира. Девушка беззвучно оскалилась и надавила когтем указательного пальца на кончик одного из своих клыков. Состав яда она изменила заранее, чтобы не тратить на это время в самый последний момент. Маленькая бесцветная капелька появилась на внутренней стороне когтя, и Эфа, осторожно поднеся руку к лицу Линира, капнула ее на синие потрескавшиеся губы человека. Мгновение, и яд впитался в крошечные ранки. Всё. Эфа отвернулась от кровати и покинула палату, никем не замеченная.
Через две минуты, после того как девушка ушла, на посту медсестры отчаянно загудел сигнал тревоги. Когда дежурная реанимационная бригада вбежала в палату, Линир маркиз Мирол был мертв, и на лице его застыла странная умиротворенная улыбка.
Звуковой сигнал оторвал герцога от чтения отчета о последней выходке его телохранителя. На этот раз Эфа умудрилась переполошить весь замок. Увидев ее на главной лестнице с перекинутым через плечо безжизненным телом, дворецкий от ужаса лишился дара речи, решив, что она сошла с ума и прикончила своего учителя. Остальные слуги реагировали не лучше. В результате в спешном порядке вызвали гвардейцев, чтобы арестовать коварную убийцу и обезопасить Его светлость от обезумевшего монстра. Дальше события развивались с молниеносной быстротой. Гвардейцы попыталась выполнить свой долг, Эфа, не совсем понимавшая, что вокруг нее происходит, и не терпевшая, когда люди трогали ее руками без особой на то необходимости, а обнаженные мечи воспринимавшая только как угрозу, воспротивилась аресту. И весьма активно. К счастью, она помнила приказ своего господина не причинять вреда слугам. Только поэтому произошедшее не стало трагедией, а когда пришедший в себя Горин заорал благим матом, обнаружив себя в неподобающей позе у кого-то на плече и острие меча у своего носа, превратилось в забавную комедию. Для всех, кроме Эфы, так и не понявшей причину переполоха.
Рейт вздохнул и нажал кнопку связи. Визион подернулся молочной дымкой, сквозь которую медленно начал проступать какой-то текст. Всё благодушие герцога как рукой сняло. Если вместо видеосообщения кто-то прислал ему текстовую информацию, дело плохо. Это могло означать только одно: загадочный отправитель опасался мести могущественного герцога. Вчитавшись в текст, Рейт сложно выругался, забыв о том, что ему, как дворянину, не подобает сквернословить. Саан! Не может этого быть! Он еще раз перечитал сообщение, подсознательно надеясь на то, что его содержание изменится. Однако слегка размытые строки по-прежнему гласили: «В связи с задержанием в императорской резиденции человека, назвавшегося вашим вассалом, личность которого, однако, вызывает серьезные сомнения в его принадлежности к благородному сословию, нижайше просим Вас прибыть на Тронный мир и самолично подтвердить перед Императором дворянское звание задержанного. Уведомляем Вас, что задержанный изволил назваться как Тернан Герн маркиз Лоорзон». И подпись. Официальная подпись начальника имперской тайной полиции! Герцог на мгновение зажмурился. Сволочь! Какая же ты сволочь! Кто бы ты ни был.
Его загнали в ловушку.
Он вынужден поехать. Тот, кто откопал этот древний закон, был прекрасно осведомлен об этом. Пусть этот закон не использовали вот уже тысячу лет, с тех пор как любого дворянина стало возможным отличить от простолюдина по генетическому коду, он по-прежнему действовал, и это означало, что сюзерен, отказавшийся опознавать своего вассала или не узнавшей его в предъявленном ему человеке, обрекал несчастного на мучительную смерть на главной площади.